Кто убил 26 000 000 советских солдат?

к спору о реальных армейских потерях в Великой Отечественной войне

напечтана в майском номере журнала Н. Михалкова "Свой"

Прочитав заголовок, читатель вправе заподозрить меня в ошибке. Двадцать шесть миллионов – это ведь общие потери нашей страны, - скажет он. Вместе с угасшими малышами блокадного Ленинграда, сгоревшими в Хатыни старухами, вместе с девчонками, закопанными в землю Бабьего яра. На каком основании цифра в 26 миллионов отнесена к погибшим солдатам?

Но нет, это не ошибка. Версия о двадцати шести миллионах павших воинов (именно воинов, не считая гражданского населения) активно обсуждается историческим сообществом. Её апологеты – однофамильцы Борис и Никита Соколовы – публикуют всё новые и новые аргументы в пользу этой шокирующей цифры.

Официальные данные об армейских потерях, опубликованные авторской группой Генштаба под руководством генерал-полковника Григория Кривошеева, в три раза ниже. По их  сведениям, с войны не вернулось 8 миллионов 668 тысяч солдат и офицеров. Кто же прав?

Споры на форумах и в блогах кипят нешуточные. Ещё бы! От ответа на поставленный вопрос во многом зависит оценка самой Великой Отечественной войны: был ли это исторический триумф России или бесславная кровавая мясорубка? Если наши утраты, согласно Кривошееву, были только в полтора-два раза больше, чем безвозвратные потери Вермахта с сателлитами, эту диспропорцию легко объяснить неудачами первых лет войны и варварским отношением гитлеровцев к русским военнопленным. А если правы Соколовы и советские военачальники отдавали десять убитых солдат за одного погибшего немца, то для такой победы нет ни объяснения, ни прощения…

Когда речь идёт о крупнейшем, определяющем событии русской истории, очень хочется найти истину. Но как? С виду группа Кривошеева выглядит солиднее. Всё-таки специалисты Генштаба опирались на документальные данные армейских архивов, в отличие от Соколовых, вооружённых только оценочно-расчётными методиками. Но тотальное недоверие к чиновному очковтирательству заставляет сомневаться в документах. Вот типичная реакция моего знакомого, инженера-оборонщика: «Чиновники Министерства обороны? Они всегда фальшивят. Наврали минимум вдвое!» 

В этом смысле Борис Соколов сотоварищи имеют аванс доверия как энтузиасты-правдоискатели. Но даже поверхностное знакомство с их расчётами порождает не менее жгучие сомнения. В мою студенческую бытность матстат считался скучным предметом, но прослушанного в юности курса вполне достаточно, чтобы понять: при таких экзотических выборках, которые используются на пути к цифре в 26 миллионов, погрешность должна измеряться не в процентах, а в разах!

Например, за основу для вычислений Борис Соколов берёт всего один месяц из сорока шести месяцев войны – ноябрь 1942 года. Представительностью выборки здесь и не пахнет. В дальнейшем проверочные расчёты опять основаны на донесениях из отдельных, очень немногих частей и соединений. Это не научное исследование, а строительство воздушного замка!

Роковое значение непредставительной выборки можно пояснить на житейском примере. Допустим, в прошлом августе Вы собрали на даче восемь вёдер огурцов, а в январе, ясное дело, – ни одного. Если для расчёта годовой урожайности (8 вёдер х 12 месяцев) взять август, Вы будете выглядеть селекционером-мичуринцем, а если январь – бездельником и растяпой. Такие «выборочные методики» никуда не годятся.

Проблема методологии сложнее, чем кажется. Ведь если мы считаем штабные донесения приукрашенными, а данные военкоматов – страдающими от недоучёта, то теряется твердая почва для поиска. В конце концов, и сами критики официальной версии отталкиваются от официальных же цифр. Исследователь оказывается в положении Мюнхгаузена, которому предстоит вытащить себя за волосы из трясины фальсификаций. Ничего странного, что в подобных условиях труды иных историков выглядят под стать фантазиям изобретательного саксонского барона. Как же найти истину в споре о потерях?

Всем, кого беспокоит поставленная проблема, предлагаю простой и проверенный демографический метод. За его основу берутся данные всесоюзных переписей населения. Преимущества работы с переписями налицо. Во-первых: это абсолютно открытые данные (заходи и смотри, например, на «Demoskope weekly»). Во-вторых, мы имеем дело не со случайной выборкой, а с генеральной совокупностью наших сограждан. В-третьих, организаторы переписей никак не зависели от идейных заказов военного ведомства. 

Обобщив свой скромный опыт преподавания демографии в высшей школе, я проделал простейшие расчёты, которые может повторить любой образованный и любознательный человек. Подчеркну: предложенные выводы не претендуют на высокую точность. Они являются всего-навсего простейшим тестом на достоверность для версий Соколова и Кривошеева.

Объектом нашего пристального внимания станут возрастные когорты 1899-1928 годов рождения, поскольку на мужчин этого возраста приходится почти 95 % армейских потерь. Вот какие изменения претерпело призывное поколение между переписями 1939-го и 1959-го годов.

Все граждане 1899-1928 гг. р.	Перепись 1939 года	1939 год (в границах 1959-го)	Перепись 1959 года	Суммарная убыль
Мужчины	45,9 млн. чел.	51,1 млн. чел.	28,7 млн. чел.	22,4 млн. чел.
Женщины	47,8 млн. чел.	53,2 млн. чел.	43,7 млн. чел.	9,5 млн. чел.

 

Итак, больше двадцати двух миллионов потенциальных призывников, здравствовавших накануне войны, не дотянуло до очередной переписи в январе 1959-го. На первый взгляд, цифра близка к заявленным двадцати шести миллионам. Но подтвердить правоту Соколовых она может только в двух случаях: «реалистическом» (советские мужчины в тылу и в мирное время не умирают) или фантастическом (накануне переписей павшие воскресают и заполняют анкеты).

Поскольку война – ремесло мужское, то главным ключом к определению армейских потерь служит разница в убыли мужчин и женщин. Как видим, эта разница для призывных возрастов не превышает тринадцати миллионов. Остальную смертность предварительно относят к смертности среди гражданского населения.

Однако мужчины, как известно, одарены менее крепким здоровьем, нежели женщины. Так, в моём школьном классе за тридцать мирных лет после выпускного бала (1982-2012) ушло из жизни шестеро одноклассников (30 %), а одноклассница – всего одна. Любой из нас, порывшись в памяти, подтвердит наличие подобной биологической дискриминации. Поэтому надо учесть, что гражданская смертность мужчин в перерыве между переписями должна превышать гражданскую смертность «слабого пола».

Несложно подсчитать, что точно такое же по численности и возрасту поколение (1929-58 гг. рождения) за точно такой же промежуток времени (между переписями 1970 и 1989 годов) в абсолютно спокойную эпоху потеряло мужчин на 4,1 миллиона больше, нежели женщин. Если допустить в нашей призывной когорте аналогичную «мужскую сверхсмерность» мирного времени, то на армейские потери в Великой Отечественной войне останется чуть менее девяти миллионов человек. Результат, очень близкий к официальным данным группы Григория Кривошеева и полученный совершенно независимым путём.

Конечно, это чрезвычайно грубый подсчёт, сделанный в самом первом приближении. Требуется целый ряд важных поправок, работающих как на повышение, так и на понижение полученной цифры потерь. Чтобы не утомлять публику, адресую дотошного читателя к своим публикациям на портале Международного Интеллектуального клуба: http://win.ru/istoricheskie-diskussii/1330498129 и http://win.ru/istoricheskie-diskussii/1330512834. Укажу только, что конечная демографическая оценка потерь Советской армии за 1941-45 годы определена мной в диапазоне от 8,2 до 10,5 миллионов человек.

Как видим, нижняя граница расчёта близка к данным авторской группы Генштаба, а также к выводам американского демографа-эмигранта Сергея Максудова (Гарвард). Верхняя граница схожа с оценкой авторитетного британского историка Нормана Дейвиса, профессора из Оксфордского университета. В своей книге «Европа в войне. 1939-45» он определил военные потери СССР в 11 миллионов человек.

Между прочим, разница в расчётах профессионалов – Кривошеева и Дейвиса – не так значительна, как может показаться на первый взгляд. Генерал-полковник Кривошеев признаётся, что учитывал только потери регулярной армии, без народного ополчения. А это серьёзная поправка, которая должна измеряться в сотнях тысяч человек. Известно, что в критические дни Сорок первого ополченцы вели очень кровопролитные бои (например, Тульский рабочий полк за пять недель осады города потерял 50 % своего состава).

С другой стороны, расчёт британского профессора мог включать не только погибших воинов Советской армии, но всех советских мужчин, нашедших кончину с оружием в руках. Сюда, кстати, относятся довольно многочисленные коллаборационисты (только в Вермахте их насчитывалось более миллиона). Например, в Советской Эстонии на 29 тысяч мужчин, призванных в Красную армию, приходится 88 тысяч, ушедших служить в германские войска. Молдаван в свою армию призывала фашистская Румыния, жителей Закарпатья – Венгрия. Кроме того, потери несли участники разнообразных партизанских движений (как советских, так и несоветских: «лесные братья», бандеровцы, участники польских, чеченских формирований). Заметим, что все категории этих погибших: и замученный гестаповцами комсомолец – подпольщик «Молодой гвардии», и погибший при обороне Виттенберга гренадёр эстонской дивизии СС, и казнённый в застенке НКВД тернопольский «лiсовик» - входили в исследованную нами возрастную когорту советских граждан и могут быть включены в «военные потери СССР», но никак не в безвозвратные потери Советской армии.

Итак, оценка безвозвратных потерь Советской армии в 9-10 миллионов человек выглядит вполне достоверно, перекликаясь с солидными отечественными и зарубежными исследованиями. А цифра 26000 000 просто не лезет ни в какие ворота. Не случайно Борису Соколову, чтобы свести концы с концами, пришлось придумывать девять миллионов неучтённых к июню 1941-го соотечественников, влачивших, по-видимому, подпольное существование – что выглядит просто невероятно.

Но, как говорили древние римляне: libenter id, quod volemus, credimus (охотней верится в то, что хочется). Почему же заметная часть отечественных интеллектуалов с такой охотой поверила в заведомо абсурдную цифру? Почему образованные люди взахлёб защищают магическое соотношение «десять к одному»? Почему «братья» Соколовы с завидным упорством тратят свои таланты на псевдонаучные изыскания? Зачем им понадобилось виртуальное убийство миллионов своих сограждан?

Несложно догадаться, что таким образом подчеркивается нежизнеспособность Русской цивилизации. Только разуверившись в былых победах, соотечественники сумеют без сожаления отказаться от своего национального прошлого, от его опыта и традиций, - чтобы с чистого листа воспринять ценности цивилизации Западной. Прежде всего, демократические ценности. Вот либеральный «символ веры», перед которым конкретная истина, как и логика, отступает.

Тут впору задуматься: а разве демократическое общество ставят нам в пример историки-ревизионисты, изо всех сил преувеличивая русские потери и с таким же рвением приуменьшая немецкие? Бесспорно и общеизвестно, что армии демократических стран весьма неудачно боролись с Вермахтом. Так, безвозвратные потери Польши в кампании 1939 года оказались почти впятеро больше безвозвратных потерь Германии, а потери англо-французской коалиции весной 1940 года – в два с лишним раза превысили потери стран Оси.

Военная машина Гитлера продемонстрировала КПД, не превзойдённый ни на Западе, ни на Востоке. Да это и не удивительно: Рейх был вершиной завоевательной эволюции, универсальным агрессивным обществом, подобно тому, как волк является таким же универсалом в мире живых существ. Нелепо упрекать травоядных, которые сумели победить волка, потеряв слишком много крови или используя преимущество массы. Чтобы сражаться с волчьим искусством, им надо отказаться от собственной сущности, самим превратиться в хищников.

Хотят или не хотят этого авторы новой версии потерь, но их активные попытки развенчать нашу Победу отнюдь не укрепляют демократические ценности, а скорее способствуют реабилитации и прославлению гитлеризма. Признаки такой идейной метаморфозы уже проступают тут и там в настроениях российского юношества. Может быть, угроза коричневого рецидива отрезвит историков-ревизионистов, если доводы разума на них не действуют?

Владимир ТИМАКОВ, Тула

1. «Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах», 1993 г., «Великая Отечественная без грифа секретности. Книга потерь», 2009 г., обе работы – под ред. Г. Ф. Кривошеева.
2. Б.С. Соколов «Цена войны. Людские потери СССР и Германии, 1939-1945 гг.», «Цена потерь – цена системы» и др. работы
3. Никита Соколов «Сведение счетов» 5 июля 2011 г., оригинал – на сайте «Вокруг Света»
4. Всесоюзная перепись населения 1939 года. Таблица ф. 11. Возрастной состав населения.
5. Всесоюзная перепись населения 1959 года. Таблица 2,5. Распределение всего населения и состоящих в браке по полу и возрасту.
6. Всесоюзная перепись населения 1970 г. Таблица 5с. Распределение всего населения и состоящих в браке по полу и возрасту.
7. Итоги Всесоюзной переписи населения 1989 года. Том 2, таблица 2 - Распределение населения союзных и автономных республик, автономных областей и округов, краев и областей по населения по полу и возрасту.
8. Норман Дейвис, «Европа в войне. 1939-1945. Без простой победы». 2006 г., цит. по журналу «Эксперт», № 16, 2010 г.
9. «Советский легион Гитлера. Граждане СССР в рядах вермахта и СС». О. Романько, М., 2006.
10. “The encyclopedia of modern war by Roger Parkinson”, Taylor & Francis, p. 133.
11. Чеслав Гжеляк, Хенрик Станьчик. "Польская кампания 1939 года. Начало 2-й Мировой войны", Варшава, изд. "Ритм", 2005,
12. Всемирная история войн. (Харперская энциклопедия военной истории с комментариями издательства «Полигон»). Книга четвёртая (1925—1997 год) изд. Полигон, АСТ, 2000 г.