3. Зигзаги памяти
О проблеме равной ответственности СССР и Рейха за разжигание Второй Мировой войны
Для нас война началась двадцать второго июня Сорок первого года. Для Европы – на два года раньше, первого сентября Тридцать девятого.
И вот, семьдесят лет спустя, когда почти не осталось живых свидетелей великой драмы, парламентская ассамблея ОБСЕ обвинила нашу страну в развязывании Второй мировой… Наравне с нацистской Германией. Парадоксально: как мы могли развязать войну, в которой сами поначалу не участвовали? Но желание отнять у России титул освободительницы и усадить её рядом с рейхом на нюрнбергскую скамью подсудимых так велико, что не останавливается перед парадоксами.
Выдвинутая европейскими парламентариями концепция равной ответственности (сталинского СССР и гитлеровской Германии) базируется на трёх китах.
Первый: русские подписали с немцами договор о ненападении.
Второй: с согласия немцев русские оккупировали ряд европейских стран и территорий.
Третий: наравне с немцами русские осуществляли геноцид покорённых народов.
Утверждать такое можно, только смешав полуправду с откровенной ложью. Но даже с помощью этого адского коктейля невозможно навязать нашей стране комплекс вины.
Виновен ли Кремль в подписании Договора о ненападении? Сама по себе формулировка о том, что договор о ненападении означает развязывание войны, выглядит абсурдно. Для нас Договор о ненападении не приблизил, а отложил войну; войну, в неизбежности которой вся Европа была уверена с момента избрания Гитлера рейхсканцлером,- войну между СССР и Германией.
LebensRaum, потенциальное жизненное пространство Германии, лежит на Востоке – это был краеугольный камень нацистской геополитики. Коммунизм подлежит уничтожению – это был краеугольный камень гитлеровской идеологии. Выбор у нас оставался очень небогатый: вступать в войну сразу в тридцать девятом или постараться отодвинуть неизбежный конфликт, изменив его параметры в свою пользу.
Ввязаться в драку и удушить гитлеровскую агрессию в зародыше – вот что от нас задним числом требуют обвинители. Те, кто легко соглашается с ними, страдают от острой формы евроцентризма, когда цивилизованное человечество сжимается до горстки западных наций, а Земной шар до размеров Европы.
Между тем на другой стороне Земли, выпадающей из поля зрения евроцентриков, в августе 1939 года происходили события, исключавшие наше военное участие в европейском конфликте. Да, СССР в эти дни уже вёл войну с другим агрессором, на Дальнем Востоке.
Начиная с мая тридцать девятого у наших восточных границ кипело сражение на Халхин-Голе. О масштабах военных действий свидетельствует красноречивый факт: под Халхин-Голом Красная армия уничтожила и пленила около 60 тысяч японских солдат (1). Это в три раза больше тех потерь, которые сумела нанести вермахту польская армия в сентябрьской кампании 1939 года (2). И хотя события на Халхин-Голе до сих пор носят скромное название локального конфликта, по своему напряжению это была полномасштабная война, в которой мог увязнуть СССР.
Чтобы понять драматизм ситуации, стоит напомнить: до августа бои под Халхин-Голом шли с переменным успехом, японцы к тому времени заняли значительный участок территории нашего союзника – Монголии. Первоначальное превосходство японских лётчиков в воздухе потребовало перебросить на восток лучших асов нашей страны во главе с легендарным Я.В. Смушкевичем. 20 августа началось генеральное наступление советско-монгольской группировки, спланированное Г.К. Жуковым, но ко дню подписания пакта о ненападении с Германией, решающий успех ещё не был достигнут. 23 августа Жуков ввёл в бой свой последний резерв – 212-ю авиадесантную бригаду. События на Дальнем Востоке качались на весах военной фортуны.
Следует также учесть, что над всем народом России, и над его вождями в том числе, висела тень поражения в Русско-Японской войне 1904-05 годов. В начале века мы допустили легкомысленную недооценку энергичной азиатской нации, и больше не могли позволить себе такой роскоши. Заметим, эта роковая недооценка была порождена хроническим евроцентризмом дореволюционной российской элиты (впрочем, характерным для всех европейских элит). Теперь, после уроков Мукдена и Цусимы, Японии опасались как серьёзного противника, победить которого и один на один будет непросто. Нетрудно вообразить, насколько более тяжёлые последствия ожидались от войны на два фронта, против Германии и Японии одновременно?
У этих опасений были веские основания. В январе 1939 года к власти в Токио пришла так называемая «северная партия», правительство Хиранумы Киитиро, считавшее предпочтительным направлением дальнейшей японской экспансии советскую Сибирь. Уже к весне был разработан секретный план «Хати-го», предусматривающий полный разгром дальневосточной группировки РККА и оккупацию советской территории вплоть до озера Байкал. Битва под Халхин-голом начиналась именно как прелюдия к «Хати-го», как грандиозная разведка боем, чтобы нащупать брешь в системе обороны Дальнего Востока.
Японцы взламывали наши границы не наобум. Они ждали открытия своего «второго фронта», ждали удара немецкого союзника с запада. Собственно, с расчётом на подобные совместные действия и был подписан ещё в ноябре 1936 года антикоминтерновский пакт. В этой обстановке Договор о ненападении между СССР и Германией означал для Москвы настоящий прорыв между Сциллой и Харибдой.
О том, как велико было разочарование японских партнёров Гитлера, говорит красноречивый факт: уже 30 августа, сразу после подписания советско-германского соглашения, кабинет Киитиро ушёл в отставку. «Северная партия» в Токио уступила место «Южной», в планах которой война с СССР не считалась приоритетом. Новое правительство Нобуюки Абэ поспешило помириться с Москвой.
Так, одним дипломатическим шагом мы гарантировали себе мир на Востоке и на Западе. Недолгий, но всё же мир. А самое главное – обезопасили себя от войны на два фронта. Японцы, обескураженные односторонним шагом Гитлера навстречу СССР, отныне вряд ли могли считать рейх надёжным союзником.
---
Одной только этой причины – нерешённого конфликта на Дальнем Востоке – вполне достаточно, чтобы понять: договор о ненападении с Германией был жизненной необходимостью для Советского Союза. Только те, чья панорама мира ограничена контурами Европы, для кого Азия и другие континенты вынесены за скобки сознания, могут не понимать этого. Однако рассмотрим, всё-таки, другие варианты действий Кремля. Мог ли Советский Союз выступить против Германии в 1939 году или хотя бы ни о чём не договариваться с ней?
Например, могли ли мы, ввязавшись в драку с Гитлером и сразу же оказавшись в японско-германских тисках, рассчитывать на английских и французских союзников? Нет, не могли.
О том, что западные демократии не будут выполнять союзнических обязательств, уже свидетельствовал пример Мюнхена. Чехословакия была союзником Парижа по «Малой Антанте», но французские гарантии этой стране оказались пустым звуком. Сначала западный союзник, не спросив мнения Праги, сдал гитлеровцам чешские Судеты, а потом предпочёл не заметить поглощения всей остальной Чехословакии.
Аналогично вели себя западные державы и по отношению к Польше. Да, они формально объявили войну Германии, напавшей на Польшу, но дальше формальностей дело не пошло. Амбиции Гитлера можно было остудить не бумажными гарантиями, а парой французских дивизий, заблаговременно высаженных в Гдыне, или британским линкором, зашедшим на рейд польской гавани Вестерплатте. Но таких шагов, говорящих о серьёзности намерений Парижа и Лондона, своевременно сделано не было. Поэтому никакой надежды на западную помощь возлагать было нельзя.
Полагаю, это прекрасно понимали в Москве тридцать девятого. Тем более нелепо рассуждать о создании единой антигитлеровской коалиции сейчас, задним числом, когда всем хорошо известно, как Париж и Лондон предали и Чехословакию, и Польшу. Если за своих ближайших партнёров англичане и французы не стали сражаться, неужели стали бы проливать кровь за идейно и культурно чуждую Советскую Россию? Невероятно!
---
А могли мы вообще не вмешиваться в конфликт и не оговаривать с немцами, что займём так называемые «кресы всходны», восточные области Польши, а точнее западные области Украины и Белоруссии? Теоретически да, могли. Помогло бы это Польше? Ничуть.
Советские войска пересекли границы второй Речи Посполитой и двинулись к оговоренным рубежам только 17 сентября, когда польская армия была уже разбита наголову, её остатки погибали в окружённой Варшаве и в других «котлах». Значимый факт: за день до этого, 16 сентября, польское правительство, окончательно утратив надежду, приняло решение покинуть свою страну. Вероятно, советское руководство специально ожидало этого символического дня, чтобы не принимать на себя вину за поражение Польши. Если бы польская армия оказалась более стойкой, если бы на помощь к ней подоспели английские и французские силы, СССР наверняка предпочёл бы остаться «вне игры».
Но, как мы знаем, французы и англичане отсиделись дома, поляки не устояли. Останься СССР в стороне, советско-германская граница в 1941 году проходила бы не в районе Бреста, а в районе Минска. То есть, от Москвы врага отделяли бы не 1000, а всего лишь 700 километров. Те, кто считает, что неучастие Советского Союза могло бы предотвратить трагедию сорок первого года, должны начать не с ревизии истории, а с ревизии физики, пересмотрев законы классической механики. Всё-таки, как не крути, преодолеть тысячу километров труднее, чем семьсот. Уступи мы немцам всю Польшу целиком, в сорок первом году (а может, уже в сороковом?!) танки вермахта могли бы оказаться под Химками до наступления осенней распутицы.
---
Наконец, остаётся последний умозрительный вариант: не рассчитывая на помощь Лондона и Парижа, воевать против Гитлера в союзе с Польшей. Но готова ли была сама Польша пойти на такой союз? Нет, и ещё раз нет.
Кто враждебнее относился к СССР – Польша или Германия – это большой вопрос. Сами польские лидеры категорически отвергали всякие формы военного сотрудничества, при котором части Красной армии могли появиться на их территории. Руки польского правительства жгло чужое добро – украденные в разгар Гражданской войны белорусские и украинские земли. В Варшаве прекрасно понимали: едва на их восточные территории вступят красные – белорусы и украинцы сразу же восстанут, откажутся от подданства Речи Посполитой.
Для меня эта тема носит совсем не абстрактный характер. Моя бабушка родом из Западной Белоруссии. В тридцатые годы виленская и новогрудская тюрьмы, концлагерь в Берёзе-Картузской были под завязку забиты белорусами – сторонниками объединения с БССР. Так, за симпатии к советской Беларуси, где дети могли учиться «на роднай мове», был замучен в Вильне один из наших родственников. Западная Беларусь и Галичина держались в составе Польши только силой штыков, на первом же крутом повороте истории эта искусственная конструкция должна была немедленно развалиться.
Поэтому полноценный военный союз между Москвой и Варшавой был возможен при единственном условии – в случае разрешения вопроса о «кресах всходних», национального самоопределения белорусского и украинского населения. Для Варшавы это было абсолютно неприемлемо. И совершенно естественно то, что Москва воевать за целостность враждебной Польши, по историческим меркам совсем недавно напавшей на нас и отторгнувшей большой кусок нашей территории, не имела никакого желания. Колониальная восточная политика лишила Польшу всякой возможности искать союзников на этом направлении.
---
Тут и пора вспомнить про оккупированные Советским Союзом территории, про эти самые «кресы всходны» – второй пункт обвинений ОБСЕ.
Странная какая-то получается оккупация, без единого выстрела. Мы знаем, как гитлеровцы оккупировали Польшу: отчаянная битва на Бзуре, героическое сопротивление Хеля и Вестерплатте, пылающая Варшава. Знаем про жестокие бои в Норвегии и Бельгии, про штурм Афин и Белграда. Ничего подобного не было ни в Белоруссии, ни в Прибалтике, ни в Молдавии. Как можно ставить на одну доску гитлеровскую агрессию 1939-40 годов и парадный марш советских войск? Как-то не похоже «бархатное расширение» СССР на распространение войны.
Почему же «советской оккупации» никто не оказал сопротивления? Да потому, что все присоединённые земли, за исключением Галичины, на протяжении долгого времени вплоть до 1917 года были частями Российского государства. Всё их взрослое население родилось ещё в России, и в массе своей не воспринимало возвращение «старой Родины» как трагедию. Для большинства белорусов это и вовсе было счастье, праздник национального воссоединения. На администрациях гмин и поветов люди отрывали белый кусок от красно-белого польского знамени и, размахивая самодельными «чырвоными сцягами», встречали освободителей.
Не спорю, в Прибалтике всё шло не так гладко. Там было немало противников присоединения к СССР. Но и сторонников тоже насчитывалось немало. Нельзя с порога заявлять, что голосование балтийских сеймов за вхождение в состав СССР полностью противоречило настроениям тамошних жителей.
При анализе настроений прибалтийского населения (и в целом населения новоприобретённых территорий ССССР) редко учитывается такая особенность его этнического состава накануне войны, как наличие многочисленной еврейской общины. В 1939 году на этих землях проживало почти два миллиона евреев. Именно здесь впоследствии собрал свою самую полновесную жатву Холокост. Но до гитлеровского геноцида евреи играли очень весомую роль в социально-политической жизни Бессарабии, «кресов всходных» и Прибалтики. В Литве, например, евреи составляли около 50 % городского населения (3), то есть, имели чуть ли не «контрольный пакет» в центрах, где вершится политическая жизнь. О значении еврейской общины говорит, например, ходовое довоенное прозвание Вильнюса – «восточноевропейский Иерусалим».
Кажется достаточно очевидным, что после «Хрустальной ночи» и захвата Гитлером Чехословакии еврейские граждане прибалтийских государств сознавали надвигающуюся на них беду. Как сознавали и ограниченность своего выбора: либо оказаться под пятой «Нового порядка», либо примкнуть к строителям коммунизма. Нет ни тени сомнения, какой выбор сделало большинство евреев в этой обстановке, увлекая своей решимостью немало знакомых литовцев, эстонцев и латышей. Впрочем, среди коренных народов Балтии тоже хватало сторонников Советского Союза, ведь красные эстонские и латышские стрелки в не так уж давно отгремевшей гражданской войне неспроста оказались весьма ощутимой силой.
---
Бесспорно то, что во всех случаях предвоенного расширения СССР на колеблющиеся весы общественного мнения легла тяжесть советских штыков. Но всё-таки эти события нельзя назвать завоеванием. В большинстве случаев это было восстановление прежних границ, возвращение утраченного.
Заметим, произошедшее двумя десятилетиями раньше отделение этих территорий нигде не носило вполне легитимный характер. Странно: сегодня правительства стран, входящих в ЕС, не признают отделения от Украины Крыма и самопровозглашённых республик Донбасса, совершившееся после революции гiдности. Но тогда на каком основании Европа признаёт совершившееся после цикла революций 1917 года отделение от России Прибалтики, Бессарабии и «кресов всходных»? Ведь, в отличие от Донбасса и Крыма, ни на одной из бывших западных территорий Российской империи не проводился даже референдум об отделении.
Так, в случае с Бессарабией, и во время и после гражданской войны, советское правительство неоднократно обращалось в Бухарест с предложениями урегулировать территориальный спор – самым простым и справедливым путём, проведя референдум среди молдавского населения. Но всякий раз румынские власти отвечали отказом.
Новый статус земель, попавших в орбиту Румынии и Польши, так же как и статус самопровозглашённых прибалтийских республик, возник без всяких легитимных оснований, явочным порядком, когда главным аргументом была сила оружия. Что же удивительного в том, что спустя двадцать лет этот же аргумент был применён другой стороной?
В современных дискуссиях постоянно ускользает из виду, что за двадцать лет до «советской оккупации» исход гражданского противостояния в странах Балтии тоже решили иностранные штыки. Так, с республикой Советская Латвия в 1919 году покончила немецкая «Железная дивизия». С Советской Эстонией помог разделаться господин Маннергейм. Советскую Литву ликвидировали соединённые части немцев и поляков. Так если в девятнадцатом году западные соседи могли качнуть балтийские весы в сторону «белых», то почему восточный сосед в тридцать девятом не имел права надавить в сторону «красных»? Советские коммунисты не без оснований полагали, что пламя прибалтийской революции было погашено насильно, и сочли, что настало удобное время «исправить историческую несправедливость».
Что касается Бессарабии и «кресов всходных», то они под шумок гражданской войны в России были откровенно захвачены румынской и польской армиями – без какой-либо оглядки на мнение местного населения.
Нынешнее возмущение польской элиты, требующей осудить СССР и чуть ли не усадить на нюрнбергскую скамью его наследников за силовой возврат ранее утраченных территорий, заставляет вспомнить известную притчу о человеке, видящем сучок в глазу брата своего, но не замечающего бревна в глазу собственном. Разве Польша сама не воспользовалась критическим положением России в 1918-21 годах, чтобы присоединить территории, которые считала своими? При этом историческая «злопамятность» Варшавы простиралась гораздо глубже в прошлое, чем «злопамятность» красной Москвы. Москва возвращала то, что было потеряно восемнадцатью годами раньше, а Варшава претендовала на границы, утраченные более столетия назад, при разделе 1795 года.
Какие же могут быть претензии к соседу, который отплатил тебе той же самой монетой? С чисто правовой точки зрения Москва в 1939 году действовала точно так же, как Бухарест в 1918-м или Варшава в 1918-21 годах. Долг, как известно платежом красен.
---
Соглашусь, что такое «исправление исторической несправедливости», которое наша страна предприняла накануне войны, корректным не назовёшь. Однако от гитлеровской агрессии оно отличается, как небо от земли.
Обратим внимание – в те годы силовое расширение границ было общепринятой мировой практика. Не только восточноевропейские «молодые демократии», Румыния и Польша, но и вполне зрелые западные не гнушались армейскими методами для строительства своих империй. Причём эти методы были куда грубее, чем предвоенные действия Советского Союза.
Вспомним, что после Первой Мировой войны народы Сирии и Ирака тоже хотели самоопределения на руинах распавшейся Османской империи – чем они хуже самоопределившихся европейцев: эстонцев или латышей? Но зарождавшаяся сирийская государственность была безжалостно раздавлена французскими войсками. А Ирак приведён к покорности силой британского оружия.
Даже после 1945 года Лондон и Париж предпринимали яростные попытки вернуть в состав своих империй утраченные в ходе Второй Мировой войны регионы: Бирму, Вьетнам и многие другие… Эти военные акции оказались несравненно более грубыми и кровавыми, чем бархатное возвращение утраченных регионов Российской империи в 1939-40 годах. Вспомним, что одна только ожесточённая (правда, в итоге безуспешная) война за подчинение самопровозглашённого Вьетнама длилась в полтора раза дольше Второй Мировой войны, с 1945 по 1954 год!
И вот теперь в ОБСЕ пытаются приравнять Советский Союз к Германскому рейху за сравнительно бескровное возвращение Прибалтики, зато никаких параллелей между гитлеровской Германией и Францией (за акции во Вьетнаме, Сирии, завоевание республики марокканских рифов), между гитлеровской Германией и Англией (за насилие над Ираком, Бирмой и т.д.) никто не проводит. России постоянно тычут в зубы бескровным присоединением Прибалтики, не давая поблажек даже за то, что ввод войск произошёл в преддверии огромной и страшной войны, требовавшей от красного Кремля максимально отодвинуть на восток исходные рубежи столкновения. В то же время никто не упрекает Францию за кровавую битву под Мейсалуном в 1920 году, когда французские войска растоптали независимость Сирии. Что французы-то забыли на другом континенте, в стране, которая никогда не была частью Франции? Чем можно оправдать имперские амбиции демократического Парижа?
Трудно объяснить существование такой двойной бухгалтерии. Похоже, значительная часть политиков ОБСЕ так и не избавилась от гитлеровской расовой логики: «Европейцы имели право на самоопределение, а азиатам и африканцам оно ни к чему. Лишать независимости латышей и эстонцев нехорошо, а лишать независимости сирийцев и бирманцев нормально». Такая логика возможна лишь в той голове, где народы прочно поделены на «высшие» и «низшие».
Скорее всего, по этой же самой причине, отделение «цивилизованных эстонцев» от России, прошедшее в 1918 году без всякого референдума, признаётся в Европе вполне легитимной акцией, а отделение «русских варваров» от Украины, несмотря на референдумы в Донбассе и Крыму, не признаётся наотрез.
В этом смысле не советские предвоенные лидеры, а современные лидеры ОБСЕ оказываются близкими к гитлеровской расовой практике и подлежат осуждению.
---
Констатируем два бесспорных факта. Первый: советское расширение 1939-40 годов было осуществлено относительно мирным путём. Второй: Сталин старался не заступить за границу бывшей Российской империи, за пределы исторического русского пространства. Этими чертами политика СССР категорически отличалась не только от политики Гитлера, но и от колониальной политики Лондона и Парижа.
«А как же Финляндия?» - вправе спросить читатель. Да, война с Финляндией в ряду «бархатных приобретений» была исключением. Небольшой кусочек земли между Выборгом и Сестрорецком был оплачен ценой немалой крови. Но и это исключение вписывалось в общее правило: Советский Союз лишь исправлял несправедливости, допущенные по отношению к нему два десятилетия назад.
Современные публицисты постоянно упрекают СССР в агрессии против Финляндии. При этом глухой завесой молчания покрыт тот факт, что перед этим Финляндия дважды оказывалась агрессором по отношению к СССР. «Незнаменитая», по выражению А.Т. Твардовского, война 1939-40 годов была уже третьей по счёту в ряду советско-финских войн.
В нашей стране 23 февраля 1918 года помнят как день рождения Красной армии. Но мало кто знает, что в этот же день главнокомандующий финской армией Маннергейм произнёс так называемую «клятву меча», суть которой: не вкладывать оружие в ножны, пока к Финляндии не будет присоединена Карелия вплоть до Белого моря. Вслед за прозвучавшей клятвой финские войска пересекли бывшую границу автономного Княжества Финляндского и вторглись в российскую Карелию. Затем они захватили Печенгу под Мурманском, весной 1919 года заняли город Олонец, а в июне девятнадцатого, когда междоусобная борьба между «белыми» и «красными» русскими достигла своего апогея, финны форсировали реку Свирь и начали продвижение в глубину нынешней Ленинградской области к юго-востоку от Ладоги.
Уже после того, как финские оккупанты были на большинстве направлений отбиты Красной армией, и между СССР и Финляндией был подписан Тартусский мирный договор (14 октября 1920 года), разразилась Вторая советско-финская война, которую в современной терминологии правильно назвать гибридной. Поздней осенью 1921 года большая группа финских добровольцев, в общей сложности около 2500 человек, пересекла границу СССР и попыталась поднять восстание в Карелии. Немаловажный штрих: возглавлял «повстанческую армию» майор финской армии Пааво Талвела – тот самый Талвела, имя которого мы упоминали во второй главе этой книги, и который отвечал впоследствии за военное сотрудничество Финляндии с рейхом.
Очевидно, что финская политическая элита в межвоенный период продолжала жить амбициозными мечтами, порождёнными «клятвой меча»,- не случайно с 1931 года Маннергейм, пользовавшийся в стране огромной популярностью, возглавлял Совет обороны Финляндии. Как только Россия снова оказалась бы в тяжёлом положении, эта элита не преминула бы воспользоваться удобной ситуацией для воплощения своих восточных проектов. Накануне надвигающейся большой войны с Германией наличие такого соседа на расстоянии 70 километров от второй столицы СССР выглядело недопустимо опасным.
Советское правительство предложило финскому довольно выгодную, на взгляд объективного наблюдателя, сделку: отодвинуть границу от Ленинграда в обмен на гораздо большую территорию в Карелии (соотношение площади обмена один к трём). У Финляндии появилась возможность мирно получить тот самый регион, за который ещё недавно страна была готова платить жизнями добровольцев Пааво Талвелы. Однако лидеры Финляндии от такого, вроде бы долгожданного, приобретения категорически отказались. Проявленное финской стороной упорство ещё раз доказало Кремлю, что Хельсинки ждёт удобного момента, чтобы взять нужные территории в одностороннем порядке, и в случае большой войны готовится выступить на стороне Германии. Эти опасения сполна подтвердились позже,- например, в меморандуме Бормана от 16 июля 1941 года описаны территориальные претензии Финляндии, куда включены Карелия, Кольский полуостров и район Ленинграда.
Такова предыстория битвы за Карельский перешеек, которая завершилась возвращением России на петровскую границу 1721 года.
При этом нелишне помнить, что СССР ни разу не покушался на сам факт финского суверенитета. Ни о каком присоединении Финляндии, независимость которой большевики признали сразу после победы Октябрьской революции, не было и речи. Иначе что помешало бы Сталину добить противника весной сорокового года, когда линия Маннергейма, хоть и с огромными потерями, но всё-таки была прорвана?
Помешала угроза англо-французского вмешательства, скажет досужий адвокат западных демократий? Аргумент сомнительный, мы же знаем, как неэффективно Англия и Франция «вмешивались» в судьбу Польши накануне этих событий. Но допустим, что так. Тогда почему Красная армия не вступила в Хельсинки летом сорокового, когда Лондону и Парижу стало уже явно не до финнов? Или летом сорок четвёртого, когда нам сам чёрт стал не брат? Нет, с какой стороны не смотри, не получается из советско-финской войны аналога гитлеровской агрессии – только жестокий приграничный спор, продиктованный угрозой приближающейся большой войны, где оба соседа заведомо оказывались во враждебных лагерях.
---
Ещё труднее обнаружить в предвоенной политике СССР какие-либо признаки, позволяющие поводить аналогии с гитлеровским геноцидом.
Уточним: геноцидом называются действия, совершаемые с намерением уничтожить, полностью или частично, какую-либо национальную, этническую или расовую группу. Ни одна национальная группа, оказавшаяся в пределах СССР, такому воздействию не подвергалась. Как раз наоборот: с приходом Красной армии в 1939-40 годах геноцид на некоторых территориях был не начат, а прекращён.
Тем, кто рисует картину прекрасной предвоенной Польши, оказавшейся невинной жертвой соседей-агрессоров, неплохо бы вспомнить, что Польша Пилсудского и Рыдз-Смиглого стирала с лица земли само имя белорусов и украинцев. Шла насильственная полонизация края, отовсюду изгонялся украинский и белорусский язык, были закрыты многие сотни украинских и белорусских школ. Накануне 1939 год на все «кресы всходны» осталось всего четыре школы с обучением на белорусском языке! В перспективе все белорусы и украинцы подлежали ассимиляции.
С целью полонизации западных районов второй Речи Посполитой туда направляли «этнически чистых» польских колонистов-осадников, которых наделяли лучшими земельными участками, отнятыми у местного населения. Например, в Докшицкой гмине, откуда родом мои предки по материнской линии, средний надел польского осадника в 5-15 раз превышал средний надел белорусского селянина. На белорусов, которые составляли 80 % земледельческого населения, приходилось менее трети пахотных угодий (4). Естественно, что уровень жизни у белорусских крестьян был намного ниже, а уровень смертности, соответственно, выше.
После присоединения Западной Белоруссии и Галичины к СССР этническая дискриминация белорусов и украинцев была немедленно прекращена. Обо всём этом надо постоянно напоминать тем варшавским (и не варшавским) политикам, которые сегодня требуют от России одностороннего покаяния, в том числе покаяния перед Польшей.
---
А что принесло включение в состав СССР народам Заднестровья и Балтии?
В 1939 году смертность в Молдавии составляла 17 человек на тысячу, средняя продолжительность жизни молдаванина – 48-49 лет. Под «русским господством» к 1960 году смертность сократилась до шести человек на тысячу, средняя продолжительность жизни выросла до шестидесяти трёх лет! (5)
Кроме молдаван, на правом берегу Днестра живут гагаузы. Первые школы на гагаузском языке, первые гагаузские газеты и журналы появились только после присоединения к СССР. В Румынии Антонеску этот народ не имел никаких шансов на национальное бытиё. Гагаузы, в отличие от некоторых «носителей европейской культуры», спасённых Россией от исчезновения, умеют быть благодарными, и среди них до сих пор царят массовые русофильские настроения.
Наконец, коснёмся «геноцида» народов Прибалтики, которые уже и моральный ущерб успели подсчитать, и счета к оплате подготовили. Накануне присоединения к СССР естественный прирост литовского населения составлял 10,0 промилле, к 1960 году он вырос до 14,7 промилле. В Латвии за это же время перевес рождаемости над смертностью увеличился с 3,6 до 6,7 промилле. Эстонцы при режиме Пятса переживали демографическую стагнацию, это была первая европейская страна, где был зафиксирован отрицательный прирост населения. В СССР тенденция изменилась, к 1960 году ежегодный естественный прирост эстонского населения составил 6,1 промилле (6).
Одной из причин такого прогресса было внедрение в Прибалтике советской,- бесплатной и общедоступной,- системы здравоохранения. Буквально за одно мирное десятилетие в составе СССР число врачей во всех республиках Балтии в расчёте на десять тысяч жителей выросло примерно втрое (7). Благодаря этому смертность в каждой из них сократилась приблизительно в полтора раза. По продолжительности жизни народы Прибалтики были лучшими в Советском Союзе, они жили дольше, чем русские. «Угнетённые народы», особенно те, в отношении которых осуществляется «геноцид», так не живут!
За весь советский период прибалтийские народы имели положительный коэффициент роста населения, в разы превышающий аналогичные коэффициенты у их независимых соседей, шведов и датчан. Например, в 1980 году прирост ставил 2,7‰ в ЭССР и только 0,3‰ в обеих скандинавских странах; (6).
Сейчас, когда Эстония снова стала суверенной, эстонцы снова вымирают (8). Отрицательный прирост характерен также для обретших независимость Латвии и Литвы, эти страны по показателям естественного движения входят в тройку аутсайдеров Евросоюза (9).
Не знаю, можно ли политику евроинтеграции прибалтийских стран признать «направленной на сокращение определённых этнических групп», что соответствует юридическому определению геноцида? Но уж точно советская политика в Прибалтике в гораздо большей мере защищала от сокращения такие этнические группы, как эстонцы, латыши и литовцы, чем политика ЕС.
Можно ли после знакомства с объективными демографическими данными говорить про какой бы то ни было «советский геноцид»?
---
Стыдно должно быть тем, кто спекулирует подобной исторической халтурой. Тем, кто ставит на одну доску эсэсовца, заживо палившего детей в Хатыни, и русского солдата, из своего скудного пайка оделявшего кашей ребятишек «покорённых народов». Стыдно должно быть разработчице скандальной резолюции, госпоже Вилии Алекнайте, которая в припадке русофобии просто позабыла собственную историю. Как может патриот Литвы приравнять нацистов, разработавших план делитуанизации Прибалтики, и «сталинистов», подаривших литовцам старую Вильню?!
Странные зигзаги совершает порой историческая память. Ведь тем, что в Европе не дымят адские печи Собибора; тем, что не надо кланяться каждому встречному в форме вермахта; тем, что никого больше не зачисляют в народы «второго сорта» – европейцы прежде всего обязаны Русскому солдату.
Трудно объяснить нарастающее желание европейских политиков навесить на нашу страну все грехи предвоенной эпохи,- при том, что аналогичные и даже куда более тяжкие грехи Англии, Франции, Польши, Румынии, Финляндии систематически игнорируются. Эту логику можно понять только в координатах гитлеровской расовой парадигмы: есть «чистые» народы, которым всё позволено, и «нечистые» народы, которые за всё ответят.
Может быть, главная причина ненависти к России вовсе не сводится к предвоенным действиям СССР? Может быть, дело попросту в том, что те люди, кто очень хочет чувствовать себя «высшей расой» и глядеть свысока на всяких там «варваров, далёких от европейской культуры», - не могут простить нам того, что мы своей Победой в 1945 году расовую иерархию упразднили?
1. А.В. Шишов, «Россия и Япония. История военных конфликтов», 2010
2. Wehrmacht Zentralstatistik, Stand 30.11.1944, Bundesarchiv-Militärarchiv Freiburg (BA-MA RH 7/653)
3. «Страны мира», М., Издательство «Экономическая жизнь», 1926 г.
4. Расчёты сделаны на основании данных Ф.А. Палачанiн, «Докщыцкi край», Мiнск, Выдавецтва «Беларусь», 2009
5. Расчёты сделаны на основании данных «Народонаселение стран мира» под ред. Б.Ц. Урланиса и В.А. Борисова, М., 1983 и «Life expectancy at birth (both sexes combined) by major area, region and country, 1950-2100 (years). Estimates, 1950-2010». United Nations, Departm
